В сложившихся обстоятельствах карантина, болезни, бесправия, несвободы, притеснения человек ищет способ справиться как с давлением, которое обрушивается из вне, так и с собственными «кошмарами». Мы находимся внутри своих жилых помещений в одиночестве или, наоборот, в теснейшем контакте с самыми близкими людьми. Мы понимаем, что оказались совсем не готовы к такой близости к себе и к другим. Несвобода стала ощущаться не просто как умозрительное понятие, но перешла на уровень телесных впечатлений. А преодоление этой несвободы стало романизироваться самими несвободными. В данной работе мы хотим исследовать политический, социальный и культурный слои.

Создатель перформанса, Алексей Нарутто, посвящает его своему родному городу — Красноярску: «Это город моего рождения, и за тем, что там происходит, я слежу давно. Для работы я собирал интервью у тех, кто покинул этот город и тех, кто остался. Я спрашивал об отношении к черному небу, причинах, следствиях, о том, как это все влияет на их жизнь и тело и как они решают сложившуюся ситуацию. При создании движенческого кода я опирался на собранные интервью. Это метатекст из слов, движения и музыки. Фокус моего внимания — на героизме производства, «мусоре» как теневой его стороне, невозможности реальной дискуссии в мире, где сошлись постправда и искренность».

В этой работе мы исследуем мифологию рождения и смерти. Какие из этих мифов сохранились в современной культуре, быте и в каком виде? Какие ритуалы они передали нам? В этом контексте нам также важна тема человека-проводника, одиночества, пути и тела, видимого и невидимого.

Число 40 символизирует переход от настоящего к будущему, саму жизнь и ее конечность. 40 означает пост, испытание, очищение, странствие и ожидание.

«Спектакль не о самой оттепели, а о том, что в любой ситуации давления нам необходимо высказаться, и после любого периода регрессии, отката наступит «новая оттепель», новый период свободы качественно другого уровня, – говорит Алексей Нарутто, – это цикл, где будущее – всего лишь повторяющееся прошлое. Но каждый раз, на каждом повороте у нас есть возможность попытаться выйти из цикла. Я вижу это как некий темный тоннель, и мы готовы идти по нему, терпеть дискомфорт ради возможного выхода на свет и последующего возвращения в этот узкий коридор памяти. А голодный лис – мое восприятие России в целом, основанное на воспоминаниях одного художника, который описывал, как в блокадном Ленинграде маленький голодный лисенок бежал за ним в поисках еды и спасения».

Материалом для текста к перформансу послужил широкий корпус русской поэзии (как официальной, так и неподцензурной) времен оттепели (1954-1964 гг.), пропущенный через частотный анализатор текста. На выходе получился словесный поток, линейно развивающийся от самых низкочастотных слов к самым высокочастотным. Затем этот поток был проанализирован уже вручную на предмет сцепок — синтаксических, образных, смысловых. Эти словесные сгущения и сложились в итоговый текст.
«Тоннель памяти голодного лиса» – это инсталляция звука, света и движения, которые пересекаются в одном пространстве. Это желание высказаться языком тела, донести свою точку зрения, совмещая в одном перформансе различные медиаформы.